Читать книгу 📗 "Дорога – мой дом (СИ) - "Alex O`Timm""

3

Только собрался постучать, как дверь открылась и из избы вышла молодая девушка, причем, что оказалось для меня совершенно неожиданным, эту девушку я прекрасно помнил, и хорошо знал. Едва взглянув на нее, воскликнул:

— Санька⁉ А, ты откуда здесь взялась?

Девушка подняла на меня глаза, пару мгновений вглядывалась в мое лицо, и видимо все же вспомнив, или узнав меня, все же последний раз, когда она меня видела мне было лет пятнадцать.

— Сергей… Петрович? — несколько удивленно произнесла она. — А, вы, откуда здесь?

— Да, какой-там Петрович! Сашка! Давно нет, ни Петровичей, ни кадетов, ни дворян.

— А, как же?

— Да, вот так. В дом-то пустишь?

Это была Александра Ложкина, дочь нашей кухарки Глаши, и моя молочная сестренка. Хотя в этом все же были кое-какие сомнения, потому, что мать всегда утверждала, что выкармливала меня сама. Но то, что я всегда называл кухарку мамой Глашей, я помнил точно. И это никогда не возбранялось. Может где-то в столицах и сохранялось дворянское чванство, а в Омске, где прошло мое детство, до отъезда во Владивосток, мы не чинились и играли и росли всегда все вместе, и дрались с пацанами, и я не однажды возвращался домой с синяком или разбитым носом, и все это было в порядке вещей, и считалось вполне нормальным. Да и может для того, чтобы привить дух соревновательности любые частные преподаватели, приглашавшийся в наш дом, занимались не только со мною, но и с детьми прислуги, что жили в нашем доме. А в любой мой праздник, день рождения, или даже Рождество, хоть оно и считается семейным праздником, в нашем доме всегда было много детворы. При этом, приглашались все мои друзья, хоть из мастеровых, хоть из крестьян, или прислуги. Может в образовании, будущей службе, или чем-то ином, мы в итоге и получили позже какие-то различия, но все дворовые игры и все, что происходило с нами в детстве, всегда было общим. И сейчас, я был очень рад, встретив здесь, может и не подругу, но во всяком случае, старую знакомую по детским играм, и начальной учебе.

— Откуда ты здесь? — Еще раз задал я вопрос.

— Живу. — Ответила девушка, несколько потупившись.

— А, мама Глаша, — я всегда называл нашу кухарку именно так. — Дядька Никанор? — Так звали отца девушки.

— А, нет, не мамы, ни тяти. — Ксюха поднесла к лицу ладони и расплакалась. Приобняв девушку за плечи, я прижал ее к себе, и постарался успокоить. Саня не отстранилась от меня, и одно это уже было хорошо. Зато я услышал ее историю, которая потрясла меня, до глубины души.

Как оказалось, после того, на меня отправили с корпусом во Владивосток, в город вскоре пришла новая власть, и наш дом забрали под какую-то контору, а вся прислуга, хотя там и было-то всего две семьи, просто оказалась на улице. Хорошо у дядьки Никанора, имелся небольшой домик в Верхней Пади, оставшийся от родителей, и семья смогла переехать туда. А куда отправилась семья нашего кучера, осталось неизвестным.

И вроде бы все наладилось, отец ходил на охоту, ловил рыбу, мать продавала ее на местном рынке, что-то имели с огорода, и в общем-то, как-то выживали, но в какой-то момент, из-за приезжих киргизов, которые довольно часто приезжали в Омск на заработки, в деревне вспыхнула какая-то хворь, и люди стали гибнуть целыми семьями. А новая власть, вместо того, чтобы оказать хоть какую-то медицинскую помощь, просто оцепила деревню войсками, и никого из нее не выпускала. Первой, преставилась мама Глаша, едва ее похоронили, заболел отец, девушка каким-то чудом, пока еще оставалась не зараженой, и дядька Никанор, как-то ночью, поднял свою дочь из постели, провел закоулками к Иртышу, сложил в свой ялик все что мог собрать, добавил к вещам свою старую берданку, и весь охотничий припас, усадил в ялик дочку и оттолкнул от берега, строго на строго, приказав, плыть отсюда подальше, и ни в коем случае, никому не говорить о том, что она жила в Верхней Пади.

Сашка, хоть и не хотела ни в какую, оставлять отца одного, но пришлось это сделать, да и прекрасно понимала, что отец, таким образом спасает ее от смерти. В Кокшенево жила тетка, троюродная сестра отца, вот и направилась туда в надежде получить помощь. Тем более, раньше, тетка не однажды приезжала в Омск, и всегда ее привечали со всем радушием, и никогда не отпускали без подарков.

Уже через год-полтора, до нее дошли слухи о том, что деревню сожгли, а тех кто еще оставался жив просто застрелили. С одной стороны, это может быть и правильно, ведь в противном случае хворь могла перекинуться на город, и тогда вообще приключилась бы беда. Но все равно было обидно. Особенно вспоминая то, что подобное случалось и раньше, еще при царе, но тогда, вместо солдат в одну из деревень нагнали целую кучу студентов медиков. Жителям это может не особенно и помогло, но хотя бы кто-то, да выжил. Сейчас все было наоборот, хотя власть во все горло кричала за народ, а как дошло до дела, просто уничтожили этот народ и на том успокоились.

Девушка же, доплыла до Большеречья, там смогла сесть на пароход, который доставил ее до Кокшенево, небольшое село, неподалеку от Муромцева. Вот только, тетка, к которой она так стремилась попасть, к тому времени уже померла, а ее сыну, дальняя родня, оказалась не нужна. Разумеется, на улицу ее не выгнали, но и особенно не церемонились, поселив в каком-то сарае.

А тут в местном охотничьем хозяйстве, которое организовала новая власть, потребовались охотники. Саша же, с самого детства ходила с отцом, и прекрасно знала и тайгу, и стреляла, как тот Робин Гуд, одним словом, пристроилась к этому делу да так и прижилась. Что же касается этой избушки, все оказалось достаточно интересно. Не сказать, чтобы просто, но тем не менее. Из рассказа девушки вышло, что крест, появившийся сам собой на скале, заметили еще давно.

— Говорят, еще было безвластие, и этот крест обнаружил, отец Григорий, тот самый что держал банду, сначала в Кораблино, затем, когда прижали перебрался на правый берег, а после ушел на восток, вслед за Колчаком. Он, вроде как, за старую веру воевал. Одним словом, поставил здесь молельную избу. Оказалось, что, когда произошел обвал, на этом месте уже стояла чья-то охотничья заимка. Причем заимка капитальная из высушенной лиственницы, и сделанная по уму. Обвал засыпал тот дом, а крыша, которая его перекрывала, не выдержала веса камней, и рухнула внутрь избы. А когда атаман увидел этот крест на скале, то распорядился очистить этот дом от камней, часть выгреб, часть утрамбовал, затем бросил поверх стен новые лаги и поставил новый сруб, назвав его молельным домом. Мы сейчас, в нем и находимся. То, что под ним находится погреб, так у староверов по этому поводу свои понятия. Вроде как погреб необходим, чтобы или прятаться здесь, или же принять смерть от супостата, защищая это место. Одним словом, это считается, как бы богоугодным делом. Когда я сюда вселилась здесь в погребе стояли две бочки, одна наполненная водой, вторая пустая, но с запахом сала. Последнее наверняка выгребли уже красноармейцы, разгонявшие староверов, а бочка никому оказалась ненужна. Кроме того в подвале валялось множество лавок, видимо готовились, к защите дома.

Девушка на мгновенье прервалась, и поднявшись со своего места, воскликнула.

— Да, что же это я, в доме гость, а я его байками потчую. — начала накрывать на стол. Позже, когда мы уже пили самый настоящий чай, она продолжила свой рассказ.

— Молельный дом, просуществовал недолго. Вначале прогнали отца Григория, затем староверов, вдобавок ко всему, пригнали каких-то мужиков, и те как могли искромсали крест, что красовался на скале, под предлогом того, что все это предрассудки, и никакого бога нет, а с этой избы, сбили башенку с крестом, а после отдали этот дом, охотничьему хозяйству. Они же и подлатали крышу. Ну, а так как я, вроде как, охотник-промысловик, а собственного жилья не имела, разрешили занять этот дом мне. С тех пор и живу.

— И не страшно, одной-то.

— А, что делать Сергей Пет…